Волшебство «Щелкунчика»

Балет «Щелкунчик» является, безусловно, наиболее растиражированным из всех балетных постановок, наряду с «Лебединым озером».

​

​

Однако всякий раз, когда происходит встреча с этой сказкой, воплощенной в музыке П.И. Чайковского и в хореографической и сценической интерпретации Юрия Григоровича (постановка 1966 года), ощущение чуда захватывает зрителя и слушателя, несмотря на перемены, происходящие в балетном искусстве в последние десятилетия.
Балет в постановке Юрия Григоровича я считаю наиболее классическим, поскольку академическая ясность и четкость хореографического решения и «выверенность» сценографии являются его основой. Именно эта прозрачность режиссуры балета неизменно привлекает самого разного зрителя, позволяя балету оставаться на пике популярности в любую эпоху.
Существует постановка балета с декорациями художника Михаила Шемякина, которая произвела большое впечатление на публику несколько лет назад.
Но, то ли потому, что балет Григоровича был моим самым первым знакомством со «Щелкунчиком», и произошло это в пору моего детства, то ли, действительно, данный перевод на язык балета гофмановской сказки был наиболее удачным, но, присутствуя в очередной раз в самом круговороте сказочных событий, я испытала те же самые чувства, которые испытывала много лет назад 13-летняя девочка, впервые попав на спектакль в Большой театр. Магия танца и пронзительная щемящая нежность музыки П.И. Чайковского захватили мое воображение: вместе с героями трогательной рождественской истории, вместе со всеми зрителями я переживала происходящее на сцене так, словно все это случилось со мной.
Как поразительно балетмейстером вылеплен Дроссельмейер – волшебник, главный «зачинщик» чудесной истории! Его огромные прыжки, почти полеты над сценой, неровная, ломаная, резкая пластика придают образу гротескную достоверность и почти зловещую магичность. Однако, Дроссельмейер – вовсе не злой волшебник, но, вот добрый ли? Может ли магия быть доброй? О, нет!

​

Как комичны милые семейные пары, вальяжно направляющиеся к дому четы Штальбаум, увлекаемые своими нетерпеливыми отпрысками. Дети полны предощущения рождественского праздника, в ожидании подарков и сластей они танцуют от радости. Скоро и родители будут так же торжественно – смешны – танцуя танец Гросфатер – апофеоз милого бюргерского торжества в кругу семьи, переваливаясь и раскачиваясь, играя кринолинами и флиртуя друг с другом, они тоже уподобляются детям, расшалившимся в рождественский сочельник.
Очарованная Мари (Маша), словно парящая над сценой, то кружащаяся в фуэте, то семенящая в па –де- бурре своими беленькими ножками в розовых шелковых пуантах в самом деле воплощает мечту о чудесном преображении действительности, когда сломанная кукла - Щелкунчик вдруг превращается в прекрасного Принца и уносит свою спасительницу в волшебный город сладостей – Конфитюренбург…
И как-то несерьезен Мышиный Король, такой страшный в сказке Гофмана, и понимаешь, что и он, и войско его рассыплются в прах при первом соприкосновении с истинной Любовью.

​

А как удивительно передано движение снежных хлопьев в музыке знаменитого вальса и хореографии танца! Балерины, одетые в белые одинаковые пачки, то выстраиваются в причудливую цепь, то кружат в хороводе, то летят, подобно легким снежинкам, подхваченным ветром. Музыка следует их движениям, или движение следует музыке – уже неважно, потому что белый сверкающий вихрь несет тебя над землей, туда, где под сводами сказочного заснеженного леса, под тяжелыми еловыми ветками, увешанными хрустальными фонариками сосулек, таится никому не ведомый город сластей – Конфитюренбург.

​

Вальс снежных хлопьев​

​

​

И, скользя все выше и выше, под сенью дивно разросшейся ели, по еловым ветвям, в лунном кораблике к вершине, увенчанной вифлеемской звездой, в мороке белой бури, маленькая Мари становится сказочной Принцессой.
И вальс цветов, и горение волшебных светляков – все, торжествуя, празднует это преображение.
И забавные пары - маленькие куклы - танцуют каждая свой танец.
Испанский танец Шоколад, индийский танец Кофе. Китайский танец Чай…
Танец пастушков (Датский марципан). Русский танец (Карамельная трость).
Пастушки кружат по сцене, волоча на длинных атласных лентах маленького белого барашка, подрагивает полосатая юбочка балерины, и галантная изысканность сквозит в каждом движении короткого танца.
Танец Феи Драже, музыка которого, полная прозрачных стеклянных звуков, рассыпающихся по бархату основной мелодии – таинственной, порою суровой, увлекает в магический полуночный мир, мир поразительных превращений и открытий.
И наконец, па-де-де – шедевр балета, торжество Любви Мари и Принца, музыка которого подслушана Чайковским у стихийных духов, наполняющих мир в волшебные зимние ночи, у звона снежной пурги, бьющейся в окна, у ледяного хруста морозного воздуха…
И робкая радость сердца, впервые соприкоснувшегося с подлинным миром Чуда звучит в этой музыке, и горечь неизбежной разлуки, и вся нежность, на которую способна душа человека…
И уж не передать…

​

Е. Максимова и В. Васильев​

Па-де-де... Не знаю ничего волшебнее, лиричнее, полнее отражающего русскую душу, ту самую, которая есть истинная загадка.​

По материалам Википедии:
Состав балета
Состав: Увертюра
1.Действие первое.
1.Картина 1.
1.Украшение Рождественской Елки
2.Марш
3.Детский галоп и выход гостей
4.Сцена с танцами (выход Дроссельмейера)
1.Танец заводных кукол (мазурка)
2.Демонический танец
5.Сцена и танец родителей (Гроссфатер)
6.Сцена (Уход гостей. Ночь)
1.Первый вальс Маши со Щелкунчиком
2.Полька
3.Колыбельная
7.Сцена (Сражение с Мышиным Королем)
2.Картина 2.
1.Сцена (Еловый лес зимой, рост ёлки)
2.Вальс снежных хлопьев (танец снежинок)
2.Действие второе.
1.Сцена (Дворец сластей Конфитюренбург)
2.Сцена (Прибытие Маши и Щелкунчика)
3.Дивертисмент
1.Шоколад (Испанский танец)
2.Кофе (Арабский танец)
3.Чай (Китайский танец)
4.Трепак (Русский танец) (карамельная трость)
5.Танец пастушков (Датский марципан)
6.Мамаша Жигонь и паяцы
4.Вальс цветов
5.Па-де-де (Фея Драже и принц Оршад)
1.Вариация I (Тарантелла)
2.Вариация II (Танец Феи Драже)
3.Кода
4.Финальный вальс
5.Апофеоз
Мистика произведения
Детская сказка, волшебство Нового года, так мы привыкли видеть и воспринимать «Щелкунчика» как балет-праздник. Но за яркостью музыкальных форм, пышностью сценического оформления и красотой исполнительского искусства таится глубокий философский замысел. Несколько основных тем творчества Гофмана составляют основу идейного содержания и балета по его произведению. Это иллюзорность грани между явью и сном, живыми существами и неживыми предметами и игрушками, оппозиция мира взрослых и мира детей, борьба благородства и мелочного зла, сокрытая за маской чудачества мудрость (в образе Дроссельмейера), всепобеждающая любовь и главнейшая тема — поиски человеком своей истинной природы.
Балет многослоен: сюжетный, музыкальный, философский, архетипический, религиозно-мифический и поэтические аспекты дополняют друг друга. Нельзя забывать, что это произведение является детищем нескольких самостоятельных творцов, живших в разные историко-культурные эпохи. Так или иначе, в балете оказались отражены они все. Здесь есть и изначальный романтический «заряд» Гофмана, и лирика Чайковского, и старинные пасторальные пастушки, и модная в XIX веке «восточность» в виде арабского и китайского танцев, и гениальный русский танец, привнесённый Петром Ильичом в сказку немецкого писателя. Как в самом танце, так и в музыке чувствуется наслоение традиций разных школ.
Действие происходит зимой, и волшебство этого времени года создаёт особую атмосферу сказки. В мифах зима считается аналогом смерти, застывшей жизни, но так же и подготовкой к чему-то новому. Зима — это остановка, состояние замирания, отсутствия времени, позволяющее набраться сил, чтобы исправить все ошибки прошлого, задуматься над главными вопросами и познать самого себя. Пробуждение рождает в нас эйфорию воздушности, лёгкости жизни, аромат душистого хмеля придаёт бодрость, прежние дороги заметаются и забываются. Все прежние связи рвутся, чтобы могли образоваться новые. Конфитюренбург символизирует собой мир прекрасного в понимании детей, аналогом которого является мир Золотого горшка в одноимённом сочинении Гофмана. Герои познают своё истинное «я» — это личность принца и принцессы, а также истинное существование. Это отражается и в сцене роста Ёлки, которая стремится подняться все выше, выразить себя как можно полнее в этом мире.

 

​

Е. Максимова. Танец Феи Драже​

​

Э.Т.А. Гофман "Щелкунчик и мышиный король", иллюстрации художника Роберто Инноченти:​

​

"Двадцать четвертого декабря детям советника медицины Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник. Фриц таинственным шепотом сообщил сестренке (ей только что минуло семь лет), что с самого утра в запертых комнатах чем-то шуршали, шумели и тихонько постукивали. А недавно через прихожую прошмыгнул маленький темный человечек с большим ящиком под мышкой; но Фриц наверное знает, что это их крестный, Дроссельмейер. Тогда Мари захлопала от радости в ладоши и воскликнула:​

- Ах, что-то смастерил нам на этот раз крестный?​

Старший советник суда Дроссельмейер не отличался красотой: это был маленький, сухонький человечек с морщинистым лицом, с большим черным пластырем вместо правого глаза и совсем лысый, почему он и носил красивый белый парик; а парик этот был сделан из стекла, и притом чрезвычайно искусно. Крестный сам был великим искусником, он даже знал толк в часах и даже умел их делать. Поэтом, когда у Штальбаумов начинали капризничать и переставали петь какие-нибудь часы, всегда приходил крестный Дроссельмейер, снимал стеклянный парик, стаскивал желтенький сюртучок, повязывал голубой передник и тыкал часы колючими инструментами, так что маленькой Мари было их очень жалко; но вреда часам он не причинял, наоборот - они снова оживали и сейчас же принимались весело тик-тикать, звонить и петь, и все этому очень радовались...​

​

Итак, дети отлично знали, что родители накупили им всяких чудесных подарков и сейчас расставляют их на столе; но в то же время они не сомневались, что добрый младенец Христос осиял все своими ласковыми и кроткими глазами и что рождественские подарки, словно тронутые его благостной рукой, доставляют больше радости, чем все другие. Про это напомнила детям, которые без конца шушукались об ожидаемых подарках, старшая сестра Луиза, прибавив, что младенец Христос всегда направляет руку родителей, и детям дарят то, что доставляет им истинную радость и удовольствие; а об этом он знает гораздо лучше самих детей, которые поэтому не должны ни о чем ни думать, ни гадать, а спокойно и послушно ждать, что им подарят. Сестрица Мари призадумалась, а Фриц пробормотал себе под нос: "А все-таки мне бы хотелось гнедого коня и гусаров".​

Совсем стемнело. Фриц и Мари сидели, крепко прижавшись друг к другу, и не смели проронить ни слова; им чудилось, будто над ними веют тихие крылья и издалека доносится прекрасная музыка. Светлый луч скользнул по стене, тут дети поняли, что младенец Христос отлетел на сияющих облаках к другим счастливым детям. И в то же мгновение прозвучал тонкий серебряный колокольчик: "Динь-динь-динь-динь!" Двери распахнулись, и елка засияла таким блеском, что дети с громким криком: "Ax, ax!" - замерли на пороге. Но папа и мама подошли к двери, взяли детей за руки и сказали:​

- Идемте, идемте, милые детки, посмотрите, чем одарил вас младенец Христос!..​

​

Только что дети, немного угомонившись, хотели взяться за книжки с картинками, лежавшие раскрытыми на столе, чтобы можно было любоваться разными замечательными цветами, пестро раскрашенными людьми и хорошенькими играющими детками, так натурально изображенными, будто они и впрямь живые и вот-вот заговорят, - так вот, только что дети хотели взяться за чудесные книжки, как опять прозвенел колокольчик. Дети знали, что теперь черед подаркам крестного Дроссельмейера, и подбежали к столу, стоявшему у стены. Ширмы, за которыми до тех пор был скрыт стол, быстро убрали. Ах, что увидели дети! На зеленой, усеянной цветами лужайке стоял замечательный замок со множеством зеркальных окон и золотых башен. Заиграла музыка, двери и окна распахнулись, и все увидели, что в залах прохаживаются крошечные, но очень изящно сделанные кавалеры и дамы в шляпах с перьями и в платьях с длинными шлейфами. В центральном зале, который так весь и сиял (столько свечек горело в серебряных люстрах!), под музыку плясали дети в коротких камзольчиках и юбочках. Господин в изумрудно-зеленом плаще выглядывал из окна, раскланивался и снова прятался, а внизу, в дверях замка, появлялся и снова уходил крестный Дроссельмейер, только ростом он был с папин мизинец, не больше.​

Фриц положил локти на стол и долго рассматривал чудесный замок с танцующими и прохаживающимися человечками. Потом он попросил:​

- Крестный, а крестный! Пусти меня к себе в замок!..​

​

​

​

Фрицу тем временем надоело скакать на коне и маршировать. Когда он услыхал, как весело щелкают орешки, ему тоже захотелось их отведать. Он подскочил к сестрам и от всего .сердца расхохотался при виде потешного человечка, который теперь переходил из рук в руки и неустанно разевал и закрывал рот. Фриц совал ему самые большие и твердые орехи, по вдруг раздался треск - крак-крак! - три зуба выпали у Щелкунчика изо рта и нижняя челюсть отвисла и зашаталась.​

- Ах, бедный, милый Щелкунчик! - закричала Мари и отобрала его у Фрица.​

- Что за дурак! - сказал Фриц. - Берется орехи щелкать, а у самого зубы никуда не годятся. Верно, он и дела своего не знает. Дай его сюда, Мари! Пусть щелкает мне орехи. Не беда, если и остальные зубы обломает, да и всю челюсть в придачу. Нечего с ним, бездельником, церемониться!​

- Нет, нет! - с плачем закричала Мари. - Не отдам я тебе моего милого Щелкунчика. Посмотри, как жалостно глядит он на меня и показывает свой больной ротик! Ты злой: ты бьешь своих лошадей и даже позволяешь солдатам убивать друг друга.​

- Так полагается, тебе этого не понять! - крикнул Фриц. - А Щелкунчик не только твой, он и мой тоже. Давай его сюда!​

Мари разрыдалась и поскорее завернула больного Щелкунчика в носовой платок. Тут подошли родители с крестным Дроссельмейером. К огорчению Мари, он принял сторону Фрица. Но отец сказал:​

- Я нарочно отдал Щелкунчика на попечение Мари. А он, как я вижу, именно сейчас особенно нуждается в ее заботах, так пусть уж она одна им и распоряжается и никто в это дело не вмешивается. Вообще меня очень удивляет, что Фриц требует дальнейших услуг от пострадавшего на службе. Как настоящий военный, он должен знать, что раненых никогда не оставляют в строю.​

​

​

​

Мари заперла шкаф и собралась уже уйти в спальню, как вдруг... слушайте внимательно, дети!.. как вдруг во всех углах - за печью, за стульями, за шкафами - началось тихое-тихое шушуканье, перешептыванье и шуршанье. А часы на стене зашипели, захрипели все громче и громче, но никак не могли пробить двенадцать. Мари глянула туда: большая золоченая сова, сидевшая на часах, свесила крылья, совсем заслонила ими часы и вытянула вперед противную кошачью голову с кривым клювом. А часы хрипели громче и громче, и Мари явственно расслышала:​

- Тик-и-так, тик-и-так! Не хрипите громко так! Слышит все король мышиный. Трик-и-трак, бум-бум! Ну, часы, напев старинный! Трик-и-трак, бум-бум! Ну, пробей, пробей, звонок: королю подходит срок!​

И... "бим-бом, бим-бом!" - часы глухо и хрипло пробили двенадцать ударов. Мари очень струсила и чуть не убежала со страху, но тут она увидела, что на часах вместо совы сидит крестный Дроссельмейер, свесив полы своего желтого сюртука по обеим сторонам, словно крылья. Она собралась с духом и громко крикнула плаксивым голосом:​

- Крестный, послушай, крестный, зачем ты туда забрался? Слезай вниз и не пугай меня, гадкий крестный!​

​

Нет, право же, уважаемый читатель, я отлично знаю, что у тебя, как и у мудрого, отважного полководца Фрица Штальбаума, бесстрашное сердце, но если бы ты увидел то, что предстало взорам Мари, право, ты бы удрал. Я даже думаю, ты бы шмыгнул в постель и без особой надобности натянул одеяло по самые уши. Ах, бедная Мари не могла этого сделать, потому что - вы только послушайте, дети! - к самым ногам ее, словно от подземного толчка, дождем посыпались песок, известка и осколки кирпича, и из-под пола с противным шипеньем и писком вылезли семь мышиных голов в семи ярко сверкающих коронах. Вскоре выбралось целиком и все туловище, на котором сидели семь голов, и все войско хором трижды приветствовало громким писком огромную, увенчанную семью диадемами мышь. Теперь войско сразу пришло в движение и - хоп-хоп, топ-топ! - направилось прямо к шкафу, прямо на Мари, которая все еще стояла, прижавшись к стеклянной дверце.​

​

​

​

Но что же это опять такое? У Мари за спиной, в шкафу, поднялся странный шум и зазвенели тоненькие голосочки:​

- Стройся, взвод! Стройся, взвод! В бой вперед! Полночь бьет! Стройся, взвод! В бой вперед!​

И начался стройный и приятный перезвон мелодичных колокольчиков.​

- Ах, да ведь это же мой музыкальный ящик! - обрадовалась Мари и быстро отскочила от шкафа.​

Тут она увидела, что шкаф странно светится и в нем идет какая-то возня и суетня.​

Куклы беспорядочно бегали взад и вперед и размахивали ручками. Вдруг поднялся Щелкунчик, сбросил одеяло и, одним прыжком соскочив с кровати, громко крикнул:​

- Щелк-щелк-щелк, глупый мыший полк! То-то будет толк, мыший полк! Щелк-щелк, мыший полк - прет из щелок - выйдет толк!​

И при этом он выхватил свою крохотную сабельку, замахал ею в воздухе и закричал:​

- Эй вы, мои верные вассалы, други и братья! Постоите ли вы за меня в тяжком бою?​

И сейчас же отозвались три скарамуша, Панталоне, четыре трубочиста, два бродячих музыканта и барабанщик:​

- Да, наш государь, мы верны вам до гроба! Ведите нас в бой - на смерть или на победу!.."​

​

 

" Барабанщик, мой верный вассал, бей общее наступление! - громко скомандовал Щелкунчик.
И тотчас же барабанщик начал выбивать дробь искуснейшим манером, так что стеклянные дверцы шкафа задрожали и задребезжали. А в шкафу что-то загремело и затрещало, и Мари увидела, как разом открылись все коробки, в которых были расквартированы войска Фрица, и солдаты выпрыгнули из них прямо на нижнюю полку и там выстроились блестящими рядами. Щелкунчик бегал вдоль рядов, воодушевляя войска своими речами.
- Где эти негодяи трубачи? Почему они не трубят? - закричал в сердцах Щелкунчик. Затем он быстро повернулся к слегка побледневшему Панталоне, у которого сильно трясся длинный подбородок, и торжественно произнес: - Генерал, мне известны ваши доблесть и опытность. Все дело в быстрой оценке положения и использовании момента. Вверяю вам командование всей кавалерией и артиллерией. Коня вам не требуется - у вас очень длинные ноги, так что вы отлично поскачете и на своих па двоих. Исполняйте свой долг!
Панталоне тотчас всунул в рот длинные сухие пальцы и свистнул так пронзительно, будто звонко запели сто дудок враз. В шкафу послышалось ржанье и топот, и - гляди-ка! - кирасиры и драгуны Фрица, а впереди всех - новые, блестящие гусары, выступили в поход и вскоре очутились внизу, на полу. И вот полки один за другим промаршировали перед Щелкунчиком с развевающимися знаменами и с барабанным боем и выстроились широкими рядами поперек всей комнаты. Все пушки Фрица, сопровождаемые пушкарями, с грохотом выехали вперед и пошли бухать: бум-бум!.. И Мари увидела, как в густые полчища мышей полетело Драже, напудрив их добела сахаром, отчего они очень сконфузились. Но больше всего вреда нанесла мышам тяжелая батарея, въехавшая на мамину скамеечку для ног и - бум-бум! - непрерывно обстреливавшая неприятеля круглыми пряничками, от которых полегло немало мышей...

​

​

- Теперь, дорогой крестный, я знаю, что Щелкунчик - твой племянник, молодой Дроссельмейер из Нюрнберга. Он стал принцем, или, вернее, королем: все так и случилось, как предсказал твой спутник, звездочет. Но ты ведь знаешь, что он объявил войну сыну госпожи Мышильды, уродливому мышиному королю. Почему ты ему не поможешь?
Но крестный, странно улыбаясь, посадил крошку Мари на колени и заговорил ласковее, чем обычно:
- Ах, милая Мари, тебе дано больше, чем мне и всем нам. Ты, как и Пирлипат, - прирожденная принцесса: ты правишь прекрасным, светлым царством. Но много придется тебе вытерпеть, если ты возьмешь под свою защиту бедного уродца Щелкунчика! Ведь мышиный король стережет его на всех путях и дорогах. Знай: не я, а ты, ты одна можешь спасти Щелкунчика. Будь стойкой и преданной.
Ах, мышиный король был тут как тут, и еще отвратительнее, чем в прошлую ночь, сверкали у него глаза, и еще противнее пропищал он сквозь зубы:
- Отдай мне твоих сахарных куколок, глупышка, не то я загрызу твоего Щелкунчика, загрызу Щелкунчика!
И с этими словами страшный мышиный король исчез.
Мари была очень огорчена. На следующее утро она подошла к шкафу и печально поглядела на сахарных и адрагантовых куколок. И горе ее было понятно, ведь ты не поверишь, внимательная моя слушательница Мари, какие расчудесные сахарные фигурки были у Мари Штальбаум: премиленькие пастушок с пастушкой пасли стадо белоснежных барашков, а рядом резвилась их собачка; тут же стояли два почтальона с письмами в руках и четыре очень миловидные пары - щеголеватые юноши и разряженные в пух и прах девушки - качались на русских качелях. Потом шли танцоры, за ними стояли Пах-тер Фельдкюммель с Орлеанской Девственницей, которых Мари не очень-то ценила, а совсем в уголке стоял краснощекий младенец - любимец Мари... Слезы брызнули У нее из глаз.
- Ax, милый господин Дроссельмейер, - воскликнула она, обращаясь к Щелкунчику, - чего я только не сделаю, лишь бы спасти вам жизнь, но, ах, как это тяжело!
Однако у Щелкунчика был такой жалобный вид, что Мари, которой и без того чудилось, будто мышиный король разинул все свои семь пастей и хочет проглотить несчастного юношу, решила пожертвовать ради него всем.
Итак, вечером она поставила всех сахарных куколок на нижний выступ шкафа, куда до того клала сласти. Поцеловала пастуха, пастушку, овечек; последним достала она из уголка своего любимца - краснощекого младенца - и поставила его позади всех других куколок. Фсльдкюммель и Орлеанская Девственница попали в первый ряд.
- Нет, это уж слишком! - воскликнула на следующее утро госпожа Штальбаум. - Видно, в стеклянном шкафу хозяйничает большая, прожорливая мышь: у бедняжки Мари погрызены и обглоданы все хорошенькие сахарные куколки!
Мари, правда, не могла удержаться и заплакала, но скоро улыбнулась сквозь слезы, потому что подумала: "Что же делать, зато Щелкунчик цел!"
С тех пор как Мари узнала, что Щелкунчик на самом деле молодой Дроссельмейер, племянник советника суда, она перестала носить его и баюкать, перестала ласкать и целовать, и ей даже было как-то неловко слишком часто до него дотрагиваться, но на этот раз она бережно достала Щелкунчика с полки и принялась заботливо оттирать носовым платком кровавое пятно на шее. Но как оторопела она, когда вдруг ощутила, что дружок Щелкунчик у нее в руках потеплел и шевельнулся! Быстро поставила она его обратно на полку. Тут губы у него приоткрылись, и Щелкунчик с трудом пролепетал:
- О бесценная мадемуазель Штальбаум, верная моя подруга, сколь многим я вам обязан! Нет, не приносите в жертву ради меня книжки с картинками, праздничное платьице - раздобудьте мне саблю... Саблю! Об остальном позабочусь я сам, даже будь он...
Тут речь Щелкунчика прервалась, и его глаза, только что светившиеся глубокой печалью, снова померкли и потускнели. Мари ни капельки не испугалась, напротив того - она запрыгала от радости. Теперь она знала, как спасти Щелкунчика, не принося дальнейших тяжелых жертв. Но где достать для человечка саблю?
Мари решила посоветоваться с Фрицем, и вечером, когда родители ушли в гости и они вдвоем сидели в гостиной у стеклянного шкафа, она рассказала брату все, что приключилось с ней из-за Щелкунчика и мышиного короля и от чего теперь зависит спасение Щелкунчика.
Больше всего огорчило Фрица, что его гусары плохо вели себя во время боя, как это выходило по рассказу Мари. Он очень серьезно переспросил ее, так ли оно было на самом деле, и, когда Мари дала ему честное слово, Фриц быстро подошел к стеклянному шкафу, обратился к гусарам с грозной речью, а затем в наказание за себялюбие и трусость срезал у них у всех кокарды с шапок и запретил им в течение года играть лейб-гусарский марш. Покончив с наказанием гусар, он обратился к Мари:
- Я помогу Щелкунчику достать саблю: только вчера я уволил в отставку с пенсией старого кирасирского полковника, и, значит, его прекрасная, острая сабля ему больше не нужна.
Упомянутый полковник проживал на выдаваемую ему Фрицем пенсию в дальнем углу, на третьей полке. Фриц достал его оттуда, отвязал и впрямь щегольскую серебряную саблю и надел ее Щелкунчику.
На следующую ночь Мари не могла сомкнуть глаз от тревоги и страха. В полночь ей послышалась в гостиной какая-то странная суматоха - звяканье и шорох. Вдруг раздалось: "Квик!"
- Мышиный король! Мышиный король! - крикнула Мари и в ужасе соскочила с кровати.
Все было тихо, но вскоре кто-то осторожно постучал в дверь и послышался тоненький голосок:
- Бесценная мадемуазель Штальбаум, откройте дверь и ничего не бойтесь! Добрые, радостные вести.
Мари узнала голос молодого Дроссельмейера, накинула юбочку и быстро отворила дверь. На пороге стоял Щелкунчик с окровавленной саблей в правой руке, с зажженной восковой свечкой - в левой. Увидев Мари, он тотчас же опустился на одно колено и заговорил так:
- О прекрасная дама! Вы одна вдохнули в меня рыцарскую отвагу и придали мощь моей руке, дабы я поразил дерзновенного, который посмел оскорбить вас. Коварный мышиный король повержен и купается в собственной крови! Соблаговолите милостиво принять трофеи из рук преданного вам до гробовой доски рыцаря.
С этими словами миленький Щелкунчик очень ловко стряхнул семь золотых корон мышиного короля, которые он нанизал на левую руку, и подал Мари, принявшей их с радостью.
Щелкунчик встал и продолжал так:
- Ах, моя бесценнейшая мадемуазель Штальбаум! Какие диковинки мог бы я показать вам теперь, когда враг повержен, если бы вы соблаговолили пройти за мною хоть несколько шагов! О, сделайте, сделайте это, дорогая мадемуазель!

​

- Я пойду с вами, господин Дроссельмейер, но только недалеко и ненадолго, так как я совсем еще не выспалась.
- Тогда, - ответил Щелкунчик, - я выберу кратчайшую, хотя и не совсем удобную дорогу.
Он пошел вперед. Мари - за ним. Остановились они в передней, у старого огромного платяного шкафа. Мари с удивлением заметила, что дверцы, обычно запертые на замок, распахнуты; ей хорошо было видно отцовскую дорожную лисью шубу, которая висела у самой дверцы. Щелкунчик очень ловко вскарабкался по выступу шкафа и резьбе и схватил большую кисть, болтавшуюся на толстом шнуре сзади па шубе. Он изо всей силы дернул кисть, и тотчас из рукава шубы спустилась изящная лосенка кедрового дерева.
- Не угодно ли вам подняться, драгоценнейшая мадемуазель Мари? - спросил Щелкунчик.
Мари так и сделала. И не Успела она подняться через рукав, не успела выглянуть иа-за воротника, как ей навстречу засиял ослепительный свет, и она очутилась на прекрасном благоуханном лугу, который весь искрился, словно блестящими драгоценными камнями.
- Мы на Леденцовом лугу, - сказал Щелкунчик. - А сейчас пройдем в те ворота.
Только теперь, подняв глаза, заметила Мари красивые ворота, возвышавшиеся в нескольких шагах от нее посреди луга; казалось, что они сложены из белого и коричневого, испещренного крапинками мрамора. Когда же Мари подошла поближе, она увидела, что это не мрамор, а миндаль в сахаре и изюм, почему и ворота, под которыми они прошли, назывались, по уверению Щелкунчика, Миндально-Изюмными воротами. Простой народ весьма неучтиво называл их воротами обжор-студентов. На боковой галерее этих ворот, по-видимому сделанной из ячменного сахара, шесть обезьянок в красных куртках составили замечательный военный оркестр, который играл так хорошо, что Мари, сама того не замечая, шла все дальше и дальше по мраморным плитам, прекрасно сделанным из сахара, сваренного с пряностями.
Вскоре ее овеяли сладостные ароматы, которые струились из чудесной рощицы, раскинувшейся по обеим сторонам. Темная листва блестела и искрилась так ярко, что ясно видны были золотые и серебряные плоды, висевшие на разноцветных стеблях, и банты,: и букеты цветов, украшавшие стволы и ветви, словно веселых жениха и невесту и свадебных гостей. При каждом дуновении зефира, напоенного благоуханием апельсинов, в ветвях и листве подымался шелест, а золотая мишура хрустела и трещала, словно ликующая музыка, которая увлекала сверкающие огоньки, и они плясали и прыгали.
- Ах, как здесь чудесно! - воскликнула восхищенная Мари.
- Мы в Рождественском лесу, любезная мадемуазель, - сказал Щелкунчик.
- Ах, как бы мне хотелось побыть здесь! Тут так чудесно! - снова воскликнула Мари.
Щелкунчик ударил в ладоши, и тотчас же явились крошечные пастухи и пастушки, охотники и охотницы, такие нежные и белые, что можно было подумать, будто они из чистого сахара. Хотя они и гуляли по лесу, Мари их раньше почему-то не заметила. Они принесли чудо какое хорошенькое золотое кресло, положили на него белую подушку из пастилы и очень любезно пригласили Мари сесть. И сейчас же пастухи и пастушки исполнили прелестный балет, а охотники тем временем весьма искусно трубили в рога. Затем все скрылись в кустарнике.
- Простите, дорогая мадемуазель Штальбаум, - сказал Щелкунчик, - простите за такие жалкие танцы. Но это танцоры из нашего кукольного балета - они только и знают, что повторять одно и то же, а то, что) охотники так сонно и лениво трубили в трубы, тоже имеет свои причины. Бонбоньерки на елках хотя и висят у них перед самым носом, но слишком высоко. А теперь не угодно ли вам пожаловать дальше?
- Да что вы, балет был просто прелесть какой и мне очень понравился! - сказала Мари, вставая и следуя за Щелкунчиком.
Они шли вдоль ручья, бегущего с нежным журчаньем и лепетом и наполнявшего своим чудным благоуханием весь лес.
- Это Апельсинный ручей, - ответил Щелкунчик на расспросы Мари, - по, если не считать его прекрасного аромата, он не может сравниться ни по величине, ни по красоте с Лимонадной рекой, которая, подобно ему, вливается в озеро Миндального молока.
И в самом деле, вскоре Мари услыхала более громкий плеск и журчанье и увидела широкий лимонадный поток, который катил свои гордые светло-желтые волны среди сверкающих, как изумруды, кустов. Необыкновенно бодрящей прохладой, услаждающей грудь и сердце, веяло от прекрасных вод. Неподалеку медленно текла темно-желтая река, распространявшая необычайно сладкое благоухание, а на берегу сидели красивые детки, которые удили маленьких толстых рыбок и тут же поедали их. Подойдя ближе, Мари заметила, что рыбки были похожи на ломбардские орехи. Немножко подальше на берегу раскинулась очаровательная деревушка. Дома, церковь, дом пастора, амбары были темно-коричневые с золотыми кровлями; а многие стены были расписаны так пестро, словно на них налепили миндалины и лимонные цукаты.
- Это село Пряничное, - сказал Щелкунчик, - расположенное на берегу Медовой реки. Народ в нем живет красивый, но очень сердитый, так как все там страдают зубной болью. Лучше мы туда не пойдем.
В то же мгновение Мари заметила красивый городок, в котором все дома сплошь были пестрые и прозрачные. Щелкунчик направился прямо туда, и вот Мари услышала беспорядочный веселый гомон и увидела тысячу хорошеньких человечков, которые разбирали и разгружали доверху нагруженные телеги, теснившиеся на базаре. А то, что они доставали, напоминало пестрые разноцветные бумажки и плитки шоколада.
Они очутились в небольшом лесочке, который был, пожалуй, еще прекраснее, чем Рождественский лес, так все тут сияло и искрилось; особенно замечательны были редкостные плоды, висевшие на деревьях, редкостные не только по окраске, но и по дивному благоуханию.
- Мы в Цукатной роще, - сказал Щелкунчик, - а вон там - столица.
Ах, что же увидала Мари! Как мне описать вам, дети, красоту и великолепие представшего перед глазами Мари города, который широко раскинулся на усеянной цветами роскошной поляне? Он блистал не только радужными красками стен и башен, но и причудливой формой строений, совсем не похожих на обычные дома. Вместо крыш их осеняли искусно сплетенные венки, а башни были увиты такими прелестными пестрыми гирляндами, что и представить себе нельзя.
Когда Мари и Щелкунчик проходили через ворота, которые, казалось, были сооружены из миндального печенья и цукатов, серебряные солдатики взяли на караул, а человечек в парчовом шлафроке обнял Щелкунчика со словами:
- Добро пожаловать, любезный принц! Добро пожаловать в Конфитюренбург!

Через несколько шагов они очутились на большой, удивительно красивой базарной площади. Все дома были украшены сахарными галереями ажурной работы. Посередине, как обелиск, возвышался глазированный сладкий пирог, осыпанный сахаром, а вокруг из четырех искусно сделанных фонтанов били вверх струи лимонада, оршада и других вкусных прохладительных напитков. Бассейн был полон сбитых сливок, которые так и хотелось зачерпнуть ложкой. Но прелестнее всего были очаровательные человечки, во множестве толпившиеся тут. Они веселились, смеялись, шутили и пели; это их веселый гомон Мари слышала еще издали.
Громкий крик удивления - нет, крик восторга вырвался у Мари, когда она вдруг очутилась перед замком с сотней воздушных башенок, светившимся розово-алым сиянием. Там и сям по стенам были рассыпаны роскошные букеты фиалок, нарциссов, тюльпанов, левкоев, которые оттеняли ослепительную, отливающую алым светом белизну фона. Большой купол центрального здания и остроконечные крыши башен были усеяны тысячами звездочек, сверкающих золотом и серебром.
- Вот мы и в Марципановом замке, - сказал Щелкунчик.
Мари не отрывала глаз от волшебного дворца, но все же она заметила, что на одной большой башне не хватает крыши, над восстановлением которой, по-видимому, трудились человечки, стоявшие на помосте из корицы. Не успела она задать вопрос Щелкунчику, как он сказал:
- Совсем недавно замку грозила большая беда, а может быть, и полное разорение. Великан Сладкоежка проходил мимо.
Быстро откусил он крышу вон с той башни и принялся уже за большой купол, но жители Конфитюренбурга умилостивили его, поднеся в виде выкупа четверть города и значительную часть Цукатной рощи. Он закусил ими и отправился дальше.

Принцессы уговорили Мари и Щелкунчика присесть и сказали, что они сейчас же собственноручно приготовят им угощение. Они тут же достали разные горшочки и мисочки из тончайшего японского фарфора, ложки, ножи, вилки, терки, кастрюльки и прочую золотую и серебряную кухонную утварь. Затем они принесли такие чудесные плоды и сласти, каких Мари и не видывала, и очень грациозно принялись выжимать прелестными белоснежными ручками фруктовый сок, толочь пряности, тереть сладкий миндаль - словом, принялись так славно хозяйничать, что Мари поняла, какие они искусницы в кулинарном деле и какое роскошное угощение ожидает ее. Прекрасно сознавая, что тоже кое-что в этом понимает, Мари втайне желала сама принять участие в занятии принцесс. Самая красивая из сестер Щелкунчика, словно угадав тайное желание Мари, протянула ей маленькую золотую ступку и сказала:
- Милая моя подружка, бесценная спасительница брата, потолки немножко карамелек.
Пока Мари весело стучала пестиком, так что ступка звенела мелодично и приятно, не хуже прелестной песенки, Щелкунчик начал подробно рассказывать о страшной битве с полчищами мышиного короля, о том, как он потерпел поражение из-за трусости своих войск, как потом противный мышиный король во что бы то ни стало хотел загрызть его, как Мари пришлось пожертвовать многими его подданными, которые были у нее на службе...
Во время рассказа Мари чудилось, будто слова Щелкунчика и даже ее собственные удары пестиком звучат все глуше, все невнятнее, и вскоре глаза ей застлала серебряная пелена - словно поднялись легкие клубы тумана, в которые погрузились принцессы... пажи... Щелкунчик... она сама... Где-то что-то шелестело, журчало и пело; странные звуки растворялись вдали. Вздымающиеся волны несли Мари все выше и выше... выше и выше... выше и выше...

Та-ра-ра-бух! - и Мари упала с неимоверной высоты. Вот это был толчок! Но Мари тут же открыла глаза. Она лежала у себя в постельке. Было совсем светло, а около стояла мама и говорила:
- Ну, можно ли так долго спать! Завтрак давно на столе.
Мои глубокоуважаемые слушатели, вы, конечно, уже поняли, что Мари, ошеломленная всеми виденными чудесами, в конце концов заснула в зале Марципанового замка и что арапчата или пажи, а может быть, и сами принцессы отнесли ее домой и уложили в постельку.
- Ах, мамочка, милая моя мамочка, где только я не побывала этой ночью с молодым господином Дроссельмейером! Каких только чудес не насмотрелась!
Говорить о своем приключении Мари больше не смела, но волшебные образы сказочной страны не оставляли ее. Она слышала нежный шелест, ласковые, чарующие звуки; она видела все снова, как только начинала об этом думать, и, вместо того чтобы играть, как бывало раньше, могла часами сидеть смирно и тихо, уйдя в себя, - вот почему все теперь звали ее маленькой мечтательницей.
Раз как-то случилось, что крестный чинил часы у Штальбаумов. Мари сидела около стеклянного шкафа и, грезя наяву, глядела на Щелкунчика. И вдруг у нее вырвалось:
- Ах, милый господин Дроссельмейер, если бы вы на самом деле жили, я не отвергла бы вас, как принцесса Пирлипат, за то, что из-за меня вы потеряли свою красоту!
Советник суда тут же крикнул:
- Ну, ну, глупые выдумки!
Но в то же мгновение раздался такой грохот и треск, что Мари без чувств свалилась со стула. Когда она очнулась, мать хлопотала около нее и говорила:
- Ну, можно ли падать со стула? Такая большая девочка! Из Нюрнберга сейчас приехал племянник господина старшего советника суда, будь умницей.
Она подняла глаза: крестный снова нацепил свой стеклянный парик, надел желтый сюртучок и довольно улыбался, а за руку он держал, правда, маленького, но очень складного молодого человека, белого и румяного как кровь с молоком, в великолепном красном, шитом золотом кафтане, в туфлях и белых шелковых чулках. К его жабо был приколот прелесть какой хорошенький букетик, волосы были тщательно завиты и напудрены, а вдоль спины спускалась превосходная коса. Крошечная шпага у него на боку так и сверкала, словно вся усеянная драгоценными камнями, под мышкой он держал шелковую шляпу.
Молодой человек проявил свой приятный нрав и благовоспитанность, подарив Мари целую кучу чудесных игрушек и прежде всего - вкусный марципан и куколок взамен тех, что погрыз мышиный король, а Фрицу - замечательную саблю. За столом любезный юноша щелкал всей компании орешки. Самые твердые были ему нипочем; правой рукой он совал их в рот, левой дергал себя за косу, и - щелк! - скорлупа разлеталась на мелкие кусочки.
Мари вся зарделась, когда увидела учтивого юношу, а когда после обеда молодой Дроссельмейер предложил ей пройти в гостиную, к стеклянному шкафу, она стала пунцовой.
- Ступайте, ступайте, играть, дети, только смотрите не ссорьтесь. Теперь, когда все часы у меня в порядке, я ничего не имею против! - напутствовал их старший советник суда.
Как только молодой Дроссельмейер очутился наедине с Мари, он опустился на одно колено и повел такую речь:
- О бесценная мадемуазель Штальбаум, взгляните: у ваших ног - счастливый Дроссельмейер, которому на этом самом месте вы спасли жизнь. Вы изволили вымолвить, что не отвергли бы меня, как гадкая принцесса Пирлипат, если бы из-за вас я стал уродом. Тотчас же я перестал быть жалким Щелкунчиком и обрел мою былую, не лишенную приятности наружность. О превосходная мадемуазель Штальбаум, осчастливьте меня вашей достойной рукой! Разделите со мной корону и трон, будем царствовать вместе в Марципановом замке.
Мари подняла юношу с колен и тихо сказала:
- Милый господин Дроссельмейер! Вы кроткий, добросердечный человек, да к тому же еще царствуете в прекрасной стране, населенной прелестным веселым народцем, - ну разве могу я не согласиться, чтобы вы были моим женихом!
И Мари тут же стала невестой Дроссельмейера. Рассказывают, что через год он увез ее в золотой карете, запряженной серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясали двадцать две тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом, а Мари, как говорят, еще и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки - словом, всякие чудеса и диковинки.
Вот вам сказка про Щелкунчика и мышиного короля".

​

 

Вот это уже постановка Мариинского театра, с декорациями Михаила Шемякина и новейшей хореографией Кирилла Симонова... Дирижер оркестра Валерий Гергиев.

​

​

Индийский танец Кофе​

​

​

​

Pa de deux​

​

​

Аргентинский театр Де Ла Плата (2-й акт)

​

 

Версия "Нью-Йорк Сити Балет" для "Уорнер Бразерс", 1993 года - очень красиво, ярко, зрелищно. Хотя, декорации несколько уводят внимание от основного - танца.

​

​

 

Королевский балет Ковент-Гардена, Лондон, 2008 год.
В роли Щелкунчика- Рикардо Сервера.
Постановка отличается безукоризненным вкусом.
Насколько искренни и прекрасны танцоры, исполняющие роли Щелкунчика и Мари (здесь ее зовут Кларой)! Просто великолепно!
Здесь же можно посмотреть Испанский танец Шоколад

​

​

Танец пастушков​

​

​

​

Русский танец​

​

​

​

Китайский танец Чай (в основе - хореография Григоровича)​

​

​

​

​

​

​

 

Не могу удержаться от того, чтобы вновь не привести здесь пример Ковент-Гарденской интерпретации замечательного русского балета - столько радости дарят артисты!

Вальс Цветов

​

​

Gran Pa-de-deux​

Щелкунчик - Рудольф Нуриев. Изящно, игрушечно, утонченно. ​

​

​

​

​

​